Очень необычная и интересная сказка о том, как Карачун попытался захватить и усыпить весь мир, но добро всё равно побеждает и торжествует.

Очень необычная и интересная сказка о том, как Карачун попытался захватить и усыпить весь мир, но добро всё равно побеждает и торжествует.

Книга-воспоминания. Проникновенная история жизни обыкновенной девочки из шахтерского поселка на далёком-далёком острове Сахалин в 1970 годы.
В книге есть ответ на вопрос: зачем же так далеко едут люди, и можно ли там жить вообще?
А ещё о том как остров-рыба дарит рыбу, а вместе с рыбой сытость, которая позволяет сахалинцам не думать о хлебе насущном, а кумекать о смысле жизни и придумывать себе мелкие радости.

Биография написана короткими миниатюрами: яркие, сочные диалоги, местный колорит и конечно же юмор.
Гипноз этой книги в том, что её страницы пронизаны самым настоящим детским счастьем!
А всё потому что Инне достались не совсем обычные родители, они умудрялись всегда и во всём высмеивать существующий мир и в первую очередь себя в этом мире.
— Мы сахалинские каторжанки! — называют они сами себя и смеются при этом, беззлобно, мило, но в то же время и горько.

Здравствуй дорогой друг! В этой повести (ан нет, в сказке) всё перемешано.
Маша родилась: по одним данным где-то в Иркутской области, а по другим — на острове Сахалин.
И время рождения у неё непростое: практически она появилась на свет в далёком 1956 году, а теоретически в 1970 и имеет черты лица, и биографию автора (ну или авторки — кому как угодно).
У власти же в те годы стоял: по одним гугл-яндекс запросам дяденька Хрущёв, а по другим — дяденька Брежнев.
Но в этой книге мы не будем упоминать дорогого Леонида Ильича Брежнева, а весь сарказм обрушим на голову ни в чём неповинного Никиты Сергеевича Хрущёва.
И не спрашивай почему именно так, а не иначе? Потому что я не отвечу.
Ну вот, вроде тебе теперь будет всё понятно в этой повести, кроме одного: в каком году сказочный Юрий Гагарин полетел в космос, и почему дружочек Маши — Вася так жутко завидовал герою?
Ведь ты же не завидуешь? Не завидуешь. Странно, не правда ли? Итак, мы Начинаем

Жила-была Маша:
что ни день, то краше,
что ни ночь, то моложе
Она говорила: «Боже,
с таким раскладом
я дойду до детсада!»
И ведь дошла же!
Слушай первую нашу лажу.

Где-то там, в лесу стоят волшебные домики, и в них живут вовсе не гномики, а обитают сказочные коты. И все сказки, которые знаешь ты, написаны сказочниками-котами.
Вот-вот, длинными, долгими вечерами твоя мама откроет сказку о Русалке или Златовласке... Знай, этим сказкам редактор — кот, который в доме своем живёт на самой окраине леса. И если тебе интересно, я расскажу, как работает он.
Он вяжет длинный-предлинный чулок, завязывая слова в узелочки. И каждый узелок пищит именно своё слово, если надавить на него пальцами. А когда чулок довязан, значит, и сказка написана...

Ой да в той Московии далёкой, в тёмных лесах подмосковных, где намертво засели наши ёлки, ели… Жила, гуляла да прохлаждалась могучая, русская богатырша, поляница удалая Настасья дочь Микулична. И дела её хороши были — бошки богатырям отрывать да тела на кулак наматывать. Но наступили невесёлые для поляницы годы. Богатыри занятие себе нашли. Ёлки, ели шибко разрослись по всему граду стольному Москве, совсем житья от них не стало! Позвали мужички московские былинничков на подмогу: ёлки вырубать, ели от кремлёвских стен отколупывать — великие, то бишь, подвиги совершать. Ну и пришли богатырешки на помощь — лесорубничать, пильничать, леса непотребные валить. А вокруг них люд простой косяками вьётся — в подмогу, якобы. Не подступиться полянице никак к врагам своим, народ затопчет!
Вот и заскучала Настасья от безделья. Ну, коль её вражины работой мирной занялись, надумала и она мирскими делами побаловаться — замуж пойти, пока в соку и возраст не вышел. Уж больно ей дитятку захотелось понянчить, по попке легонечко пошлёпать, в холодной реке пелёнки прополоскать. Решила, сделала! И всё для этого приготовила: выстроила в лесу терем высокий, вострый меч в ножны спрятала, палицу тяжёлу в землю вогнала, крепок щит на стену повесила; у могучего шелома маковку сплюснула, насыпала внутрь перегной и посадила в железну шапку рассаду, да у окошка поставила. И уселась за работу: распашонки шьёт, на тропинку поглядывает: не едет ли мимо добрый молодец, чи охотник, чи стрелец?
Сидела, сидела, глядела, глядела. Нет, не скачет мимо добрый молодец, чи охотник, чи стрелец. Устала Настасья Микулична шить, вышивать, встала да за дело взялась: сняла с себя платье богатырское, одела одёжу женскую, кликнула коня Бурку верного и поскакала в соседний лесок к колдуну-ведуну за советом...Доп. информация:Музыкальные вставки композитора Алексея Болмата

Где-то там в Сибири, у самой её середине стоит столб железный… а может быть медный… или алюминиевый… впрочем, неважно. Гутарят, что это и не столб вовсе, а ось земная! Один её конец в болото Великое уходит, что в области Волгодской, а другой у тундру Якутскую. И оба эти конца матерь землю насквозь протыкают, а на полюсах в большущие узлы скручиваются и в небо уходят. Вот так.
Но эт усё брехня! Я сама там бывала, и видела: никакая это не ось земная и не столб железный, а капище бабы Яги. Стоит там её деревянный болван, а на болване том сидит кот. Про кота тоже всякое болтают. Мол и не кот это вовсе, а рысь, тигр или даже манул. Ну зря такое болтают, рысь — это мать Арысь-поле. Тигр он и есть тигр, в Уссури живёт. А вот кот Баюн — это кот, как есть кот! Но может и манул — не рассмотрела, далеко сидел, высоко глядел, песни гладкие пел, мои уши не задел. А и неудивительно: кто уши писательские заденет, тот вмиг одеревенеет!
Но то не сказка была — присказка. Сказку слухай далее.

Новая былина. Жил да был богатырь. Так себе богатырь, ни умом, ни силою не горазд. Все так и говорили: «Странный богатырь. Не богатырь, а богатырешка, что увидит, то и тырит.»
А что стырит, то и съест. А как съест, так и подрастёт. Вот так подрастал богатырь, подрастал да и подрос. Стал, как башня матросска, не богатырешка, броский!
Это и есть у сказки начало. Кот дремал, бабка вязала. Я расстраивалась ни на шутку, по Кремлю ходили мишутки, а по площади Красной бабы ряженые. Не, нам таких даром не надо!
Ведь мы расстегаи растягивали, притчи, былины слагивали да песни дурные пели о том, как ёлки и ели заполонили все огороды, встали, стоят хороводом, в лес уходить не хотят.
Звали мы местных ребят. Те приходили, на ели глядели, но выкорчёвывать их не хотели, а также плевались жутко, во всём обвиняли мишуток и уходили. В спины что-то мы им говорили. В ответ матерились ребята.
Жизнь как жизнь, за утратой утрата.
А ели росли и крепли, доросли до Москвы и влезли прямо на царский трон. Стала ель у нас царём.
А как стала, издала указ: «На ёлки, ели не лазь! Кто залезет, тот и исчезнет совсем.»
Вот жуть то! Указ раздали всем от мала до велика.
Вот и ходи, хихикай о том, как наши ели во Кремле засели.
А тем временем ёлки с подворий вытолкали тёлку, быка, кур, свиней, козлят. Мужики на елях спят, на хвойных кашу варят, шалаши меж веток ставят и хнычут, казаков на помощь кличут.
Казаки, казаки, казачата, смешны, озорны, патлаты прискакали до Москвы и в разгул у нас пошли, ряженых московских баб стали звать к себе в отряд.
Мужики, мужики, мужичишки плюнули в свои кулачишки и на Киев-град косясь, айда звать богатырят:
— Богатыри, богатыри, богатыречочки! Мы тут хилы, яки дряблы мужичочки. Приходите вы к нам ножками аршинными вырывайте ручоночками длинными эти ёлки, ели проклятущи. Пусть уж лучше трон займёт мишуще да медведица с кучей медвежат. Наши детки жить на елях не хотят!

Жила-была Поляница удалая. Вот крутитца она у печи — хоца ей калачи, а как испечь их — не знает. Надобь девку-чернавку звать на помочь. Звала, звала, а дека то и нейдёт. А в животе урчит — брюхо жрати просит.
— Сперва надобь за водицей сходить, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаеца Поляница и берёт коромысло.
Вода наношена.
— Теперячи надобь за мукой к Лешему идтить, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаетца Поляница, хватат котомку и прётца к Лешему.
А Леший то недурён, погнал он бабу русськую в лес за хворостом — в обмен на муку.
Хворост собран, а мука до дому едет в котомочке у девки-воина.
— Надобь к бабе Яге идить за дрожжами, — слышица голос из-за печки.
А баба Яга то недурна, погнала она бабу русськую за русським духом. Принесла Поляница бабе Яге Ивашку-дурака, кинула на пол, дрожжей требует. Ну вот и дрожжи есть.
— А воды тёплой нету, надобь печь истопить, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаетца Поляница, встаёт, идёт за дровами.
Дров нет, надобь берёзу валить, на дрова её пилить. Но дурное дело не хитрое! Берёза завалена, чурки напилены, дрова нарублены, печка жаром горит — играетца, воду в котелке греет. А как вода согрелась, так дрожжи в чашке распарились. Пора печь кренделя!
— Тесто пресно невкусно! Надобь яичко из-под курочки достать да маслица справить у бабы Нюры, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаетца Поляница, берёт палицу стопудову и шагает до бабы Нюры.
Нюрка как завидела вдалеке красавицу, то наперёд для ей и выставила молока парного да корзинку яиц, а ещё и маслица коровьего. Захапала Поляница оброк, поклонилась низко-низко и бегом к себе — сдобу стряпать. Тесто замесила, села, ждёт.
— Надобь шоб тесто поднялось у тепле, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаетца Поляница, ставит тесто в тёпло место на печи, села, ждёт.
Час ждёт, другой ждёт, третий… А желудок пуще прежнего буянит, житья хозяйке не даёт! Но тут и тесто подошло.
— Надобь кренделя лепить, да осьмёркой — на их хранцузкий манер, — слышица голос из-за печки.
— Ну надобь так надобь, — соглашаетца Поляница, встала у стола, лепит кренделя осьмёркой — на их хранцузкий манер.
Налепила, на противень выложила и противень в печь кидат. А как кренделя зарумянились, так достала их да в рот несёт.
И тут из-за печи выходит девка-чернавка, лыбится и моргат загадочно:
— Ну вот, госпожа, нонче ты не токо копьём метать могёшь, а и сама себя прокормить научена, — и низко кланяется.
Взбеленилась Поляница удалая:
— Моё дело, — говорит. — Копьём махать, а не на брюхо младые годы тратить!
Достала баба-воин меч булатный. Хрясь! Ан нет, передумала. Хвать девку-чернавку за волосы и давай её по полу тягать.

Прошел год. Диане исполнилось двенадцать лет, а Алисе целых тринадцать.
— Боже, какая я старуха! — говорила старшенькая, глядя на себя в зеркало.
— Не поминай бога всуе в советской семье, баба Алиса! — ухмылялась баба Валя, проходя мимо.
Кстати, Валентине Николаевне весь этот год жилось очень хорошо, она нашла новую жертву для своих сказок: «Колобок», «Теремок» и «Репка». Ну, а что? Диане нравилось, в аккурат после третьей сказки она и засыпала. Дед пытался вклиниться со сборником арабских мифов и легенд, но после непродолжительной драки ясельные байки отвоевали себе пространство: каждый вечер баба Валя садилась на детский стульчик у кровати младшей внучки и начинала:
— Посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая...
Алиса старалась не смотреть на ее жирную спину, чтобы не психовать. Старшенькая пыталась читать на ночь литературу, которую задавали в школе, и мамины сказки. Но в этом году Инна Ивановна вообще ничего не писала. Всё свободное время съедал найденыш: одеть, обуть, причесать, выучить! Ой, учили Диану все: учителя, сестра, одноклассники и родные дедушка с бабушкой. Баба Валя объясняла, как сажать огород, а дед вел уроки политинформации. Так что новоявленная школьница к следующему лету перешла уже в третий класс.
— Умочка моя! — говорила мама младшенькой, позабыв, что старшая вовсе не старуха, а маленькая девочка, тоже нуждающаяся в похвале.
В общем, у Алисы накапливались обиды на маму и папу, тот тоже жалел Диану, когда приезжал в гости, а Алиса расценила это как любовь к сестре и нелюбовь к себе, да еще этот ужасный комплекс вины! Порой вина за то, что это она избавила на целых семь лет семью от своей сеструхи-конкурентки, раздувалась в ее мозгу до невероятных размеров, до головной боли. Ей мерещилось, что эту боль видят все, но никто ее не жалеет. И отсутствие жалости близких, выливалось в привычные детские истерики.
— Алиса — очень сложный человек! — вздыхали даже мамины подружки.
И от этого сама жизнь Алисе представлялась намного большим адом, чем путешествие по темной Руси. Ее почему-то туда очень тянуло, ей казалось, что в сказке всё родное, знакомое, именно там она героиня, а не в обычной жизни. Она постоянно думала: «Ну, кто я в том загадочном мире, кто?»
И даже хотела втайне убежать в темнорусь навсегда: «Потом, когда Динку на ноги поставлю».
Поэтому старшенькая всё чаще уходила в лес с блокнотом в руках и рисовала, рисовала зелень, деревья. Она мечтала только об одном: «Я фея. Да, да, я в сказочном мире прекрасная фея!»
А Динка и думать не хотела о возвращении в тот гнусный тоннель:
— Меня там обязательно в кого-нибудь превратят: в сову или в бегемота, фу-фу!
Она уже видела на картинке бегемота — вот кем бы ей совсем не хотелось стать. Да, да, у младшенькой тоже были свои страхи и комплексы, она боялась оборотничества и геологоразведочных шахт.

Сказка о семье автора. Все имена и фамилии настоящие, все персонажи в точности соответствуют реальным людям... Девочка Алиса родилась в непростые 1990-е годы на острове Сахалин, в шахтерском поселке. Когда Алисе было 5 лет, при загадочных обстоятельствах пропала ее младшая сестра Диана. Разные ходили слухи: говорили, провалилась в заброшенную шахту, а кто-то шептал, что Алиса виновата. Но сама девочка ничего не помнила. Спустя годы, подросшая 12-летняя Алиса, наконец, вспоминает что-то о тоннеле, бросается туда и проваливается в… темную Русь, где ее ждут неожиданные встречи с разной нечистью: бабой Ягой, Ягодником, змеем Горынычем, Лешим, Водяными. Персонажи неоднозначные – могут и погубить, а могут и помочь, и удивительно напоминают Алисе ее родственников…