Истории людских судеб и самых прекрасных мест!
Сибирь – планета на планете. У нее своя гравитация, свои законы и свой президент по имени Природа. В этой аудиокниге собраны голоса писателей и не только писателей – тех, кто родился, вырос на этой уникальной земле или шагнул к ее тайнам. Здесь открывается Сибирь – живая, дышащая, страшная, странная, огромная и все еще незнакомая.
«Люди Сибири – упрямые люди. Просторные. У каждого Сибирь своя. Эта книга возможна во множестве томов». Сергей Шаргунов
Составители Сергей Шаргунов и Роман Сенчин.
Автор идеи Илья Кочергин.

– Называть машину – восхитительная работа! Сначала “Тойота” давала имена простыми английскими буквами. Потом руководитель компании использовал простые, но осмысленные клички вроде “Мастер” или “Краун”. После того, как “Краун” стал популярным, ему понравилось называть все машины с буквы “Си” (читается как “К” или “Ц”.– Прим. ред.): “Корона”, “Креста”,“Королла”, “Целика”, “Цельсиор”. Где-то в 60-х менеджеры по планированию продаж, продвиженцы, инженеры и дизайнеры вошли в “Комитет имянаречения”. Сейчас линия моделей на “Си” стала бесчисленной, поэтому используются слова, начинающиеся с других букв.

"Батя, сделай мне рыбы"... - писал из Красноярска Серега, - путевой, осетрины, ведра четыре, флягу, короче, молочную, на "Матросове" у меня Славка, механик, он в курсе... " Серега кратко рассказывал о своих делах, желал отцу здоровья и обещал прислать электродов, проволоки-нержавейки и "бутылку тормозухи - зимой в замки заливать - милое дело". Иваныч, только что слезший со сруба новой бани, долго засовывал толстыми в корке мозолей пальцами прочитанное письмо в конверт, потом некоторое время сидел на диване, глядя в пол, крепкий, как кряж, большегубый, курносый, с твердым нависающим чубом, с мясистым, как бы надвое рассеченным лицом (глубокая складка меж бровей, над губой и на подбородке), и рядом, почти отдельно, сама по себе лежала такая же крепкая и мясистая его рука, темная и тяжелая загорелая кисть, даже в расслабленном состоянии стянутая мышцами и мозолями и похожая на клешню, все будто продолжающую сжимать рукоятку молотка или топорище. На внешней горбатой стороне толстой кисти темнела продолговатая лиловая шишка: Иваныч ворочал мокрое после дождя верхнее бревно - сруб новой бани тогда как раз дорос до уровня лица - оно крутанулось, и кисть попала между скользким круглым боком и острым краем только что выбранной чаши. В ту же секунду автоматически пронеслась мысль: "как соболь в кулемке*", в ту же секунду, приподняв балан*, он освободил руку. На ней белела яма и алели мелкие капельки крови, Иваныч сунул ее в бочку и держал, пока ледяная вода не перебила боль, потом вынув, пошевелил пальцами, убедившись что сухожилия целы, и ушел точить цепи. На кисти вспух бугор, она несколько дней болела, но это была приятная боль, боль жизни что ли, и он согласился бы испытывать такую боль каждый день, если б можно было сменять на нее ту неизлечимую болезнь сердца, с которой он два года назад попал в краевую больницу и которая теперь так неотвратимо меняла его жизнь.