При царском дворе
Граф Модест Модестович Корф, некогда служивший церемониймейстером и гофмаршалом при царском дворе, был чадом духовного пробуждения, начавшегося в 1874 году в Петербурге.
Уверовав в живого Бога через английского лорда Редстока, он вместе с другими членами высшей русской аристократии стал ревностным благовестником. И неудивительно, что очень скоро он столкнулся с противодействием со стороны государственной церкви и был в конце концов выслан за пределы своей родины.
Оставаясь верным Господу, он ещё многие десятилетия продолжал благовествовать, в частности в Швейцарии, с любовью и радостью христианина, уверенного в своем вечном спасении. До тех пор, пока в глубокой старости — в возрасте 91 года — Господь не отозвал его к Себе в вечные небесные обители.
Доп. информация: Христианская студия "Свет на Востоке"
Записки
Модинька Корф, соученик Пушкина по Лицею и сосед по дому на Фонтанке, сделал блестящую государственную карьеру. Приближенное лицо Николая I, он имел доступ практически ко всем секретным документам - доносам, мемориям, "подметным запискам"... Рассказывает ли Корф историю падения проворовавшегося чиновника, распутывает ли интриги в Комитете министров, передает ли очередной анекдот из жизни порфироносной четы, его записки доносят до нас "свежесть современности" и показывают "кухню" власти, изнанку империи, механизм управления государством. Жизнь николаевской России, увиденная глазами Корфа, - это "многознаменательная эпоха великой личности" - личности императора, истинного героя книги: "И телом и духом он был рожден повелевать, но, кроме того, и быть любимым - и едва ли была когда-либо и обворожительная женщина, которая имела бы такое множество исступленных обожателей". Среди этих обожателей первым был, конечно, Модест Андреевич, готовый даже подметить, что император "рано стал терять волосы и потому долго носил тупей"...
Записки Корфа разрушают одни мифы и создают другие. Но главное, что у барона всегда и обо всем есть свое мнение. Даже о "самом святом": ему ничего не стоит, например, написать, что у Пушкина "только две стихии: удовлетворение плотским страстям и поэзия".