«Взгляни на дом свой, ангел» Томаса Вулфа – первый роман одного из ярчайших голосов «потерянного поколения»!

Томас Вулф за короткие десять лет, отпущенных ему на творчество, оставил значительный след в американской литературе ХХ века. Его первый и самый знаменитый роман «Взгляни на дом свой, ангел» рассказывает о ранних годах жизни главного героя, Юджина Ганта, от рождения до девятнадцати лет. Юджин и есть сам Вулф – но на основе автобиографических воспоминаний автор создал художественный роман, ставший сенсацией своего времени. «Взгляни на дом свой, ангел» вышел в 1929 году, пройдя строгую правку Максвелла Перкинса, легендарного редактора, работавшего с другими известными представителями «потерянного поколения» – Эрнестом Хемингуэем и Скоттом Фицджеральдом.

Это история об эмоциональном и интеллектуальном взрослении; о любви и ненависти, эскапизме и преодолении, непонимании и утешении, изоляции и одиночестве, о поиске счастья и обретении свободы. Отображая изменчивый внутренний мир своего героя, Томас Вулф блестяще играет литературными стилями – не зря его не перестают сравнивать с Уильямом Фолкнером и Джеймсом Джойсом.

Каждое мгновение – это плод сорока тысячелетий. Мимолетные дни, жужжа, как мухи, устремляются в небытие, и каждый миг – окно, распахнутое во все времена.

Вот – один такой миг.

Автобиографический роман "Взгляни на дом свой, ангел", изданный в 1929 году, – это удивительный калейдоскоп ярких воспоминаний Томаса Вулфа о детских и юношеских годах: о родине – городе Эшвилл (штат Северная Каролина), который скрывается в тексте за вымышленным Алтамонтом; о времени союза и распада семьи автора и непростых взаимоотношениях ее членов; о первых шагах человека в огромном и пугающем мире.

Фантастический и ни на кого не похожий Томас Вулф. Его поэтическая проза завораживает с первых строк и не отпускает до конца. Чаще всего при упоминании имени Вулфа на память сразу приходят его романы «Взгляни на дом свой, ангел» и «О времени и о реке». И действительно именно благодаря своим монументальным произведениям Томас Вулф получил мировое признание и был назван одним из лучших прозаиков XX века. И мало кто знает, что в 1935 году был издан небольшой сборник его малой прозы.

Повести "Паутина земли" (1932), построенная как монолог матери, обращенный к сыну, и "Смерть - гордая сестра" (1935)- о "гордой Смерти, суровом Одиночестве и великом Сне", по сути рассказывают об одном и том же - о стремлении и невозможности вернуться домой.

Литературная деятельность Томаса Вулфа (1900-1938) продолжалась немногим более десятилетия, но писатель стал одним из крупнейших в истории литературы США. Имя его справедливо связано с плеядой мастеров, сформировавших американскую прозу в 1920-1930-х гг. "Домой возврата нет" - последний, изданный посмертно роман Томаса Вулфа. В нем запечатлен важнейший поворот в духовной истории героя и стоящего за ним автора - от "глобального романтизма" и эгоцентричности сосредоточенного на своем творчестве художника до чувства прямой причастности к суровой реальности социально-политической борьбы в современном мире. Герой романа - молодой писатель, который не находит себе места в тогдашней Америке с ее разительными контрастами роскоши и нищеты и с тревогой и ужасом видит, как в Германии набирает силы фашизм.

Роман Тома Вулфа "Мужчина в полный рост" — книга, в которой присутствует множество смысловых плоскостей, показано множество разных характеров. В ""такую же эру, как наша", т.е. в конце двадцатого века, когда "деньги решают все", Вулф показывает, насколько относительно подобное утверждение. Чарли Крокер, шестидесятилетний магнат, один из крупнейших в Атланте застройщиков, внезапно попадает в тяжелую ситуацию, из которой, кажется, нет никакого выхода: он должен либо лишиться всего имущества, либо пойти на сделку со своей совестью и утратить уважение старых друзей…"

Шарлотта Симмонс, умная, скромная и наивная девушка из простой семьи, круглая отличница из крохотного городка, попав в один из самых элитных университетов США, с изумлением обнаруживает, что интересы большинства студентов сводятся к сексу, выпивке, желанию показать себя «крутым», «оттянуться» и «поколбаситься», а вовсе не к учебе и познанию мира, в котором так много интересного… Для написания этого романа Том Вулф специально провел в студенческих кампусах около четырех лет. Открывшийся ему мир он перенес на бумагу.

Аннотация отсутствует.

Фантастический и ни на кого не похожий Томас Вулф. Его поэтическая проза завораживает с первых строк и не отпускает до конца. Чаще всего при упоминании имени Вулфа на память сразу приходят его романы «Взгляни на дом свой, ангел» и «О времени и о реке». И действительно именно благодаря своим монументальным произведениям Томас Вулф получил мировое признание и был назван одним из лучших прозаиков XX века. И мало кто знает, что в 1935 году был издан небольшой сборник его малой прозы. Повести `Паутина земли (1932), построенная как монолог матери, обращенный к сыну, и `Смерть- гордая сестра` (1935)- о `гордой Смерти, суровом Одиночестве и великом Сне`, по сути рассказывают об одном и том же - о стремлении и невозможности вернуться домой. Аудиоверсии двух повестей из этой книги мы рады вам представить: – «Паутина земли» В год, когда налетела саранча, случилось это в год, когда налетела саранча, два голоса услышала я в тот год... Сынок! Сынок! Кажется, столько лет прошло с тех пор, как налетела саранча и объела дочиста деревья,— столько всего было с тех пор и столько лет прошло... «Что там?» — говорю. И говорит: «Два... два...» Говорит: «Двадцать... двадцать». «А? Что там?» «Два... два»,— один голос, а другой: «Двадцать... двадцать». И я твоему папе: «Два, — кричу, — двадцать... двадцать — неужели не слышишь?» И опять: «Два... два»,— один голос, у окошка, а другой: «Двадцать... двадцать»,— прямо на ухо мне. «Неужели ты не слышишь, мистер Гант?» — кричу. «Господи, женщина, — говорит твой папа. — О чем ты толкуешь, скажи на милость? Нет тут никого»,— говорит. «Да нет же, есть! — говорю и тут опять слышу: «Два... два... Двадцать... двадцать». «Да вот же они!» — говорю. «Фу ты, миссис Гант, — говорит твой папа. — Тебе померещилось. Ты задремала, верно, тебе приснилось». «Нет, нет, — говорю, — не приснилось. Это здесь. Точно здесь. Потому что я чувствовала, чувствовала, потому что слышала своими ушами. «Это оттого, что ты в положении, — он говорит. — Ты устала, ты взвинчена, и тебе померещилось». Тут зазвонили все колокола, и он поднялся уходить. – «Смерть – гордая сестра» Лик ночи, сердце тьмы, язык пламени — я знал все, что жило, шевелилось, работало в ее уделе. Я был сыном ночи, одним из детей в ее огромной семье, и мне знакомо было все, что творилось в сердцах людей, любивших ночь. Я встречал их в тысяче мест, и ни одно их слово, ни один поступок не были мне чужды. Мальчишкой, когда я разносил утренние газеты, я видел их на улицах моего городка — это странное разобщенное племя людей, которые рыщут ночью. Иногда в одиночку, иногда по двое, по трое, в бессменном ночном дозоре плывут они пустынными тротуарами городков, безлюдными улицами, бредут мимо бледных окоченелых манекенов в витринах готового платья, проходят под гроздьями тугих пузырей белого света, мимо сотен темных магазинов, застревают в какой-нибудь закусочной, чтобы погудеть, посплетничать вполголоса, сунуть нос, губу, восковой подбородок в душное дупло кофейной кружки или в унылом молчании трусить ленивый серый пепел времени. Их лица, их безустанное ночное хождение, некогда привычные и самоочевидные, теперь всплывают в памяти со странностью сна. Чего хотели они? Что надеялись найти, бредя мимо тысяч дверей в этих пустынных зябких городках? Их надежда, их дикое упование, темная песнь, которую будила в них ночь, — то, что жило во тьме и населяло весь континент, пока люди спали, наслаждаясь и ликуя втайне, — отпечаталось в моем сердце. Не в чистоте и нежности рассвета с его терпкой смелостью откровения, не в деловитом домашнем свете утра, не в полуденной молчаливой стати кукурузы, не в сонном жужжании и стрекоте полей в три часа, не в волшебном золоте, и зелени, и первобытной лирике лесного края и даже не в земле, выдыхающей последний жар и ярость дня в бездонную глубь и задумчивое затишье сумерек — как бы ни были прекрасны и роскошны эти часы и эти освещения, — я ощущал и находил тайну, величие и бессмертную красоту Америки.