Александр Дунин

«На американском корвете «Джордж Вашингтон» родился под пушкою щенок. Его мамаша была дурная и безнравственная собака: она любила шум, скандал и драку и душу отводила не в созерцании красот океана, а в грызне с собаками на берегу и в воровстве на корвете из камбуза; и будь она матросом, она была бы первым пьяницей, и не выходить бы ей из темного карцера. И не было в ней ничего женственного и привлекательного: взъерошенная, как сухая половая щетка, измазанная смолой и варом, – она насквозь пропахла крепким табачным дымом: сама она, конечно, не курила, но курящих обожала. Глаз у нее всего был один, да и тот мошеннический; другой она потеряла во время войны Северных Штатов с Южными, когда она неудачно бежала из плена у южан…»

Шериф местечка Твин Галч, Барт Камерон, в этот день был очень раздражен. Он сидел за столом, а его помощник – на подоконнике, раскрыв рот от изумления. Помощник увидел, как неподалеку на поле приземлилось летающее блюдце.

Татьяна Михайловна и Авдотья Семеновна, две хорошенькие уездные барыньки, каждая лет по тридцати, сидят рядышком на диване и работают.

Сколько на свете всякой машины придумано -- страсть! И все, читаешь, американцы да немцы всякие орудуют, а нет того, чтобы наш брат изобрел. А почему? Потому, что ихнему брату это легко дается: выдумал какой ни на есть винтик к машине, -- и хватит: сыт, пьян и нос в табаке. А у нас -- не так. У нас башка нужна. И такая башка, что никакому немцу не выдумать.

Небольшой рассказ о том, как пехотой был взят плацдарм, но продвигаться дальше было невозможно, т.к. немецкие миномёты накрывали… И вот позади пехоты появилась Реактивная установка «катюша», и чуть погодя она дала залп по немецким позициям… а что было потом…

Василь Быков (1924–2003) на протяжении всего творческого пути оставался верен главной теме — Великой Отечественной войне. Автор, сам прошедший поля сражений, слишком хорошо знал, что именно в этих жесточайших условиях необходимости выбора явственно определяется сущность человека. Быков раскрывает духовную и гражданскую наполненность своих ...

Это было года два назад, в Парижском Летнем цирке. Я не торопился занять свое место и болтал с знакомой наездницей в маленькой ложе за кулисами, где артистки обыкновенно выжидают момент своего вызова на сцену. M-lle Эрминия весело рассказывала мне одно из своих недавних приключений, как вдруг, где-то неподалеку послышался громкий спор.

Нам расскажут удивительную историю о человеческой ненависти,
о том как неприязнь к отдельно взятому человеку может привести к трагическим последствиям.
А мужчина зарабатывающий себе на жизнь, тем что сует свою голову в пасть льва,
и не догадывался о намерениях своего ненавистника...

Решили ставить пьесу "Поп Иван". Сочинение хотя и Софьи Белой, но шесть ролей мужских, пять женотдельских. Распределили роли, обсудили характер главного героя, начали чай пить. А во время чаю вспомнили...

Здоровенный нищий, коему автор подал милостыню, оказался нахальным до невозможности и принялся еженедельно собирать дань по полтиннику по пятницам. Однажды денег у подателя меня не оказалось...

Из практики следователя Исправляющий должность судебного следователя, Павел Ермолаевич Прудков продолжительно зевнул, лениво потянулся на кровати и быстро спустил на пол обе ноги, чтобы не поддаться искушению вновь заснуть, и уже надолго. Пока он переходил от комода к умывальнику и обратно, совершая свой утренний несложный туалет, думы одолевали его всё ещё не пробудившийся мозг.

После одного случая Григорий Иванович невзлюбил женщин, похожих на аристократок. А после какого — он расскажет сам.

На площадке четвертого этажа человек остановился. Он пошарил в карманах, вынул спички и чиркнул. Желтое, короткое пламя осветило медную дверную дощечку. На дощечке было сказано буквально cледующее: "Зубной врач Яков Петрович Шишман".

Водка была особенная, настоянная на щепотке чая с маленьким кусочком сахара. Иванов и Куколь поспорили, кто больше может выпить. Соседи стали подзадоривать, считать рюмки. Потом все забыли о них, но они уже вошли в азарт, ни один не хотел уступить. Они пили со злостью, упрямо, и каждый старался показать другому, что он трезв.

Это было зимнею ночью. В стужу. Дул ледяной ветер. В кабинете, -- роскошном кабинете красного дерева, -- было хорошо. В книжных шкафах золотом сверкали великие авторы в великолепных переплётах. В богатых рамах висели картины лучших мастеров. Рубинами догорали угли в камине. Иван Иванович, старый литератор, редактор, сидел в халате и грелся у камина.

Турецкий фронт отступал от границы южнее в глубь страны. Вместе с войсками бежало и население. Отходили поезда, переполненные стариками, женщинами и детьми. Несколько матерей в суматохе и в давке потеряли своих детей. Бежали, не увязав вещей, в летних платьях, захватив с собой немного хлеба и молока для детей. Потом из окрестных деревень, сел и местечек потянулись люди на подводах, телегах, бричках. Изнуренные лошади с трудом подвигались вперед. Мычали коровы, лаяли голодные собаки, кричали дети.

Однажды позвонил сосед Габовичи обещал зайти. Герой рассказа решил прогуляться, чтобы избежать встречи с соседом, а жену свою попросил повесить тряпку на окно, просигналив тем самым об уходе Габовича. Был уже первый час ночи, а тряпка так и не появилась на окне...

В городе Халате в Сирии недавно обнаружили свиток папируса, расшифровка которого была сопряжена с немалыми трудностями. Тем не менее, это все же удалось сделать, и цивилизованный мир обогатился еще одной жемчужиной древней письменности. По-видимому, свиток представляет собой судебный отчет из газеты, выходившей в Израиле во времена царя Ахава.

На ежегодном собрании жильцов дома управляющим было сделано необычное предложение — сдать первый этаж здания под клинику для людей с одной лишней хромосомой. Никогда еще встреча соседей не проходила так бурно...