Убийца, вышивающий крестом
Убит миллионер Чарльз Б. Дарвин, который попросил защиты от вымогательства у полиции.
Убийца сшил его губы хирургической нитью, швом в виде крестика. Таким же образом были зашиты губы убитого ранее миллионера Гарри Траверса.
Пол Прай решил найти и остановить жестокого серийного убийцу…
Сигнал смертельной опасности
Пол Прай обратил внимание, что улица до странности пустынна, и приписал этот факт лишь временному затишью дорожного движения.Он взглянул на противоположный тротуар, где у стены здания банка на корточках сидел Рожи Магу, бывший сотрудник городской полиции…
Переделка в которую попал Уайкер
Когда полиция бессильна противостоять хитроумному преступнику, в игру вступает сыщик и своими методами доводят дело до справедливого завершения. Бывший полицейский, а ныне авантюрист высшей пробы Пол Прай противостоит главарю мафиозной группировки ( Приключения Пола Прая — Переделка, в которую попал Уайкер).
Честная игра
С пронзительными воплями ужаса девушка выскочила на обочину дороги. Она остановилась там, где фары проносившихся мимо автомобилей то и дело заливали светом ее дрожащую фигуру.
Вся одежда на девушке была изорвана в клочья. Руки и ноги обезобразили ссадины и кровоподтеки. Острые сучья и сломанные ветки оставили на белой коже несчастной свои следы. Чтобы попасть на дорогу, девушке пришлось продираться сквозь стену колючего кустарника…
Двойная сделка с бриллиантами
Когда полиция бессильна противостоять хитроумному преступнику, в игру вступает сыщик и своими методами доводят дело до справедливого завершения. Бывший полицейский, а ныне авантюрист высшей пробы Пол Прай противостоит главарю мафиозной группировки.
Интересное кино
Богословский был всегда. Те, кто не знает его песен, шуток, розыгрышей, даже не слыхал его имени — могут отдыхать. Для остальных просто напомним, что за свою жизнь народный артист СССР Никита Владимирович Богословский написал более трехсот песен, музыку к ста девятнадцати фильмам, восьмидесяти спектаклям, восемь симфоний, три оперы и восемь книг прозы. В 1993 г. открыта Малая планета 3710 «Богословский», а в 1998-м на площади Звезд в Москве появилась еще одна — «Никита Богословский»
В начале 1980-х вышла в свет сатирическая повесть Никиты Богословского «Интересное кино», в которой автор с присущим ему юморм рассказывает o нелегком процессе создания фильма «Три Стрельца» со знаменитыми артистами Внуковым, Шереметьевым и Домодедовым в главных ролях
Сборник: Убийства, в которые я влюблен…: Маленькие детективы большой Америки рекомендует Алфред Хичкок
Все мы хорошо знаем великого кинорежиссера, мастера триллера Алфреда Хичкока. Однако немногим известно, что Хичкок многие годы собирал страшные истории, придуманные американскими писателями, и составлял сборники детективов, которые были очень популярны в Америке. Составительская работа помогала Хичкоку в его основном деле — кино, литература подсказывала сюжеты и характеры для будущих фильмов.
В этой книге отобраны детективные рассказы из разных сборников А. Хичкока.
Книге предпослана вступительная статья Ю. Комова, рассказывающая о жизни и творчестве А. Хичкока. Составитель: Е. Виноградова. Переводчики указаны в общем — О. Виноградова, Я. Виноградов.
Содержание:
1. Хол Дрезнер — Окно с широким обзором
2. Илайджа Эллис — Чтобы Айрис не волновалась
3. Харольд Даниельз — Три способа ограбить банк
4. Чарльз Эйнштейн — Случай с телефонным номером
5. Дональд Хонинг — Очаровательный призрак
6. Де Россо — Эта горькая сладкая месть
7. Мак Моррис — Вежливость в горах
8. Ричард Деминг — Услуга за услугу
9. Джо Горес — Прощай Папси
10. Майк Бретт — Отпуск
11. Уензел Браун — Плохой бизнесмен
12. Мэри Барретт — Смерть вне очереди
13. Лоренс Блок — Заложник воображения
14. Эдвин Хикс — Глазами полицейского
15. Джеймс Холдинг — Предательский выхлоп
16. Эдвард Хок — Человек, который был повсюду
17. Толмадж Пауэлл — Чтобы избежать скандала
18. Гилберт Рэлстон — Очень осторожный человек
19. Роберт Окверт — Убийца свидетельствует
20. Эд Лейси — Мелочи
21. Лоренс Дженифер — Старо как мир
22. Мириам Дефорд — Без сучка, без задоринки
23. Роулд Дейл — На волнах мечты
24. С.Б. Гилфорд — Уикэнд втроем
25. Фредерик Браун — Слепой свидетель
26. Пол Андерсон — Первый приговор
27. Роберт Блер — Толстый Джоу
28. Ричард Хардуик — Преемник
29. Генри Слезар — Сердце Сэма
30. Генри Слезар — Неприятности с Рут
31. Генри Слезар — День казни
32. Артур Порджес — Капкан
33. Артур Порджес — Абсолютный слух
34. Недра Тайэр — Маргаритки свидетельствуют
35. Джек Риччи — Плата за постой
36. Джек Риччи — Орел или решка
37. Джек Риччи — Патовая ситуация
38. Джек Риччи — Восьмой
Автобиография
«Автобиография» — одно из лучших произведений сербского прозаика и комедиографа Бранислава Нушича (1864–1938) — была написана в 1924 году.
Непосредственным поводом для ее создания послужил отказ Сербской академии принять писателя в свои члены. В одном из писем той поры Нушич рассказал о причинах, по которым он не был избран:
«Академия, как мне стало известно, обнаружила, что я недостаточно «академическая фигура» нечто совсем иное, нечто такое, от чего я действительно весьма далек. «Академическая фигура» — это тот, кто тридцать лет роется в старых книгах и после упорного труда делает открытие, что Досифей (то есть Досифей Обрадович — сербский просветитель XVIII века) впервые посетил Х. не 14 апреля, как до сих пор считалось, а 27 марта; «академическая фигура» — это тот, кто десятки лет собирает в каком-нибудь уезде народные сказки о святом Савве; «академическая фигура» четыре или пять десятилетий копается в истории сербов, чтобы написать потом брошюру в семь страничек; «академическая фигура» переворачивает чужие архивы, залезает в чужие письма, в чужие книги и уточняет даты смерти в биографиях. Словом, «академическая фигура» — это тот бессмертный, который умирает еще при жизни, чье имя забывается после первых же поминок».
Кандидаты в академики обязаны были писать автобиографии. Пародируя это правило, Нушич и создал свою «Автобиографию».
Следует отметить, что лишь в 1933 году Академия сочла возможным «удостоить» талантливого писателя звания академика.
Кавказский пленный
Чечня. Российские военные берут пленного. Для обмена на своего. "Пленные - валюта". Или пленный может "сгодиться для переговоров". "Или как проводник... При случае". Пленный - «"чич" или "чех", так солдаты по-простому называют боевиков» - оказывается совсем молоденьким длинноволосым юношей, чье лицо с первого же взгляда поражает захватившего его солдата Рубахина необыкновенной красотой правильных черт и нежной, как у девушки, кожей... Война. Солдаты. Они "едва ли слышали про то, что красота спасет мир. Конечно, не слышали... Не знают... Но ведь что такое красота, они, в общем, знают". "Рубахин простой солдат. Он не защищен от человеческой красоты как таковой". Красота настигает его внезапно, непредсказуемо, стремительно... И сострадание позволяет ему почувствовать непреложную власть красоты и ее смертельную опасность.В релиз вошли следующие рассказы:
1. Кавказский пленный
2. Ключарев и Алимушкин
3. Наше утро
4. За кого проголосует маленький человек
Долгое прощание
"Долгое прощание – это… Это прошлое, которое все время у какой-то части людей находится рядом. Когда ты все время ощущаешь его присутствие в твоей жизни. Когда узлы, завязанные в прошлом, каким-то образом сопрягаются с сегодняшним днем, с сегодняшними проблемами, с сегодняшними людьми. Это невозможность расстаться с тем багажом, который у тебя есть. Долгое прощание с людьми, с жизнью, с ощущениями своими, которые вот длятся, длятся, длятся, длятся…
...Он вообще для меня очень пронзительный писатель. Я много читал Трифонова, но почему-то именно эта повесть, «Долгое прощание», произвела на меня какое-то совершенно особое впечатление – еще лет за двадцать до того, как я приступил к работе над фильмом. Может быть, потому что среда, которая описана в этой повести, мне близка. Эта среда театральная, художественная – а я как раз учился тогда в Щукинском училище. Может быть, потому что в ней рассказывалось о каких-то надеждах, о какой-то, так сказать, несостоявшейся пока жизни. И параллельно с этим в этой повести показано время - начало и финал, - где эта жизнь уже прожита. И вот это ощущение жизни, которая на наших глазах разворачивается и заканчивается, почему-то на меня произвело очень большое впечатление."
Война с черного хода. Военная проза
Юрий Нагибин — классик русской литературы, непревзойдённый художник, чья изысканная проза восхищала современников, и не утратила своего очарования сегодня. Во время войны Юрий Нагибин ушёл на фронт. Знание немецкого языка решило его судьбу — он был направлен в VII отдел ПУ Волховского фронта, где пришлось не только выполнять свои прямые обязанности, но и воевать с оружием в руках, и выходить из окружения. Все впечатления и наблюдения фронтовой жизни, позже вошли в его военные рассказы...
Рука Яши Мугера
Главному герою Яше Мугеру хирург-алкаш по ошибке отрезал руку. В больничной палате Яков знакомится с тремя работягами, которые отравились этиловым спиртом в обеденный перерыв, и поэтому начальство отказалось рассматривать это отравление как производственный случай. Обиженные всеобщей несправедливостью, сообщники решают организовать банду, чтобы грабить олигархов. А между тем Яшина отрезанная рука чуть не сыграла решающую роль в будущем России, если бы не ...
Нотариус из Шатонефа
Комиссар Мегрэ уже вышел в отставку. Ему самому было непонятно, как он проявил слабость и позволил убедить себя пойти к нотариусу в его дом в Шатонефе, чтобы заняться расследованием причин пропажи ценных вещей из его собрания антиквариата. История представлялась вполне заурядной и не сложной. Уже к концу дня он рассчитывал справиться с задачей и возвратиться к себе домой.
Вечерний звон
Игорь Губерман пишет, как живет - в режиме быстрой смены впечатлений. Поэтому тут и проза, и стихи, и публицистические очерки, и юморески. О чем эта книга? О Жириновском, о Михаиле Чехове и литературных неграх из Тарусы, о евреях и гомосексуалистах, "захвативших власть на планете", о самиздате и даже о Владимире Ульянове-Ленине...
Нет такого предмета, человека или явления, которого Губерман не коснулся бы в своих записках и который бы не преобразился под его пристальным взглядом сатирика и лирика.
Присутствует ненормативная лексика
Серёжа
...Мама у Серёжи — учительница, но самому ему в школу еще рано. А папу убили на войне. В гости к ним ходит человек, про которого мама однажды скажет: «Серёженька, он теперь будет жить с нами. Он будет твой папа»...
Война с чёрного хода
Юрий Нагибин — классик русской литературы, непревзойдённый художник, чья изысканная проза восхищала современников, и не утратила своего очарования сегодня. Во время войны Юрий Нагибин ушёл на фронт. Знание немецкого языка решило его судьбу — он был направлен в VII отдел ПУ Волховского фронта, где пришлось не только выполнять свои прямые обязанности, но и воевать с оружием в руках, и выходить из окружения. Все впечатления и наблюдения фронтовой жизни, позже вошли в его военные рассказы...
Книга странствий
Автор вездесущих «гариков», напротив, чрезвычайно дружит с нецензурным лексиконом, и вряд ли стоит давать читать эту книжицу детям до шестнадцати — хоть им и хорошо знакомы эти слова из суровой повседневной жизни. Игорь Губерман немножко кокетничает, поместив на задней обложке тираду: «Эти сухие и маловыразительные мемуары стоит читать лишь тем, кому любопытен сам автор с его чисто левантийской расслабленностью зрения и мысли...»
Мне как раз сам автор не очень интересен, но книга все равно удалась. Неровная — то в галоп, то рысью, — с перескоками из детских воспоминаний через непристойные прибаутки в тягостные, довольно вязкие рассуждения о тяжкой еврейской доле. А потом вдруг из философских дебрей высовывается энергичное русское слово из трех букв и все, что с ним обычно ассоциируется. И опять читателю весело и беззаботно! Игорь Губерман по ходу повествования много разъезжает по гастролям и командировкам, выступает перед разномастной публикой и получает записки различного содержания.
Выпивает много водки, виски и коньяка, общается с разными интересными собеседниками, то и дело поминает недобрым словом советскую власть, упекшую его на пять лет в лагеря, тепло вспоминает женщин, с которыми когда-либо делил (или пытался разделить) ложе, родственников и детишек.
Язвительным пером клеймит антисемита, но не щадит и своих соплеменников из колена Израилева. Последним от него, пожалуй, достается даже больше, чем антисемитам — Губерман в этом плане беспощаден к разного рода гнусным персонажам.
Местами злая, местами неровная книга, но природное обаяние автора и его грешный острый язык вытягивают мемуары на должную планку. Продаваться она, скорее всего, будет очень хорошо — тем более что писатель Губерман регулярно подчеркивает, насколько его «гарики» любимы — от Москвы до самых до окраин.
Генеральная репетиция
Это история о генеральной репетиции пьесы «Матросская тишина», которой так и не дождались зрители. И ещё это рассказ о многом другом...
End of content
No more pages to load