Марина Фиш

У нас было много общего. Детский сад, школа, институт и одна на двоих ненависть. Цель его жизни – меня извести. Моя же – никогда его больше не видеть. Кто победит в этом противостоянии? Его жестокие шутки, издевательства и сплетни или мое тотальное к нему равнодушие? Ответ очевиден – он не заставит меня чувствовать, мне на него плевать. Хэй, Соболевский, ты слышишь? Мне на тебя фиолетово!

– У меня есть другая,– звучит вместо «С днем рождения, родная», ломая меня пополам.
– Я знаю,– отвечает эхо того, что от меня осталось.
– Знаешь?– удивляется муж.
– Догадалась. Что будем делать?– смотрю на него, задыхаясь от боли.
В квартире в истерике плачет дочка. Она просится к нам, но её не пускают.
– Папа!– кричит она.– Мама!
Я умираю, глядя на него. Наша любовь зажата в кулаке. Надави и она лопнет, стечет кровавым месивом на грязный бетонный пол.
– Меня ждут, прости. Я должен идти.
– Папа!– плачет малышка.
Тим сбегает вниз по лестнице, а я не могу сделать ни шага, ни вздоха. Я сейчас даже благодарна, что моя девочка плачет. Это единственное, что держит меня на ногах, заставляет оставаться в сознании.